– А какой у вас личный рейтинг? – с вызовом поинтересовался Санёк.

– Десять миллионов, – эксперт подождал немного, позволяя Саньку осмыслить услышанное, а потом насмешливо уточнил: – Минус десять миллионов, – и неожиданно сменил тему. Да так ловко, что Санёк забыл о зверствах и рейтингах: – Береги свою девушку, Александр.

Санёк чуть не ляпнул: «Какую?» Но сообразил, что речь может идти только об Алёне.

– Тебе может показаться, что она – слабое место, но это не так. Она тебя любит, парень. И она – твой шанс на вечность.

Санёк опять ни фига не понял, о чём тут же и сообщил.

Эксперт похлопал его по плечу.

Увесисто так.

– Ты спрашивал, чего хочет Игра? Может быть, она хочет, чтобы мы вскрылись. Здесь мы становимся тем, что мы делаем.

– А в миру – нет?

– В миру от нас куда меньше зависит. Там, к примеру, кого нам любить, не мы решаем. Зато в нашей власти всё разрушить. Но если человеку не дано сделать мёртвое живым, то уничтожить живое ему вполне по силам.

– Я не понимаю, к чему вы ведёте.

Макушка Ильи была на уровне переносицы Санька. Они стояли так близко, что Санёк видел редкие седые волоски, затесавшиеся в тёмную шевелюру эксперта.

Санёк сделал шаг назад. Он хотел видеть лицо эксперта, а не его макушку.

– Мы, Александр, это не только то, что мы делаем, но и то, что мы выбираем. Но в ещё большей степени то, что мы не выбираем. Всё, от чего мы отказались, становится частью нас.

Санёк открыл рот, собираясь…

– Ничего не спрашивай! – остановил его эксперт. – Просто запомни то, что я сказал. Это важно. Особенно для таких, как ты, ведь – химера. Потеря, которую любой другой переживёт, сделает тебя калекой. Ты видел, что бывает, когда химера теряет цельность.

– Берсерк? – мгновенно сообразил Санёк.

– Да. Так для всех. Все мы платим. Частью себя. Но у вас, химер, это куда заметнее. Так что береги свою девушку, парень. Она – часть твоей защиты. Береги её и берегись!

– Какой защиты?

Очень хотелось бы конкретики. Понятно, что он будет осторожен. После того, как его несколько раз пытались грохнуть. Но чего именно опасаться? Как это понимать? Что следующий удар будет уже не по нему, а по Алёне?

– Дело в том, Александр, что и здесь, в Игре, мы тоже не сами выбираем, кого любить, – сказал эксперт. – Но точно так же, как и в миру, мы вправе отказаться от предложенного. Это как объявить: «Я уже взрослый мальчик. Сам знаю, чего хотеть и чего бояться, по каким клубам ходить».

– Но это же нормально, – Санёк поставил пустой бокал и взял полный.

– Нормально, да, – согласился Илья. – Похоть, трусость, жадность – это тоже нормально. Равно как и умереть из-за собственного упрямства. Ты, Александр, вправе отказаться от защиты. И ответить за последствия такого решения. Но я хочу, чтобы ты сейчас понял другое. Ты отвечаешь не только за то, что случилось. Но и за то, что не случилось.

– То, от чего мы отказались, становится частью нас, так, да? – процитировал Санёк.

Голова слегка кружилась. Сколько шампанского он выпил? Или это не шампанское, а Илья на него так воздействует?

– Именно.

Вдруг показалось, что голос эксперта приходит откуда-то издалека. И всё вокруг словно потеряло резкость.

– …В молодости я как-то приехал купить коллекцию пластинок у человека, который уезжал за рубеж, – слова Ильи казались невесомыми пузырями разной формы и расцветки. Они выплывали из ниоткуда, опускались на Санька и оседали где-то внутри. – …Там, за границей, эта коллекция не имела такой ценности. Всё это можно было купить в магазине, и совсем недорого. А его жена… Она была той женщиной, которая была мне предназначена. А я – ей.

Теперь слова не опускались, а поднимались. Как пузырьки в бокале шампанского. Это было прикольно.

– И что у вас было? – спросил Санёк, заворожённо наблюдая, как превращаются в пузыри его собственные слова.

– Ничего не было. Я был женат. Сыну два года. Мы даже не поговорили. Больше не встретились. Все кончилось для нас в тот же день. И вся моя тогдашняя жизнь тоже.

Эксперт что-то сделал, и пузыри пропали. А мир вокруг снова обрёл чёткость.

– В тот день началась моя Игра, Александр, – сказал Илья. – Хотя о Стратегии я узнал только через одиннадцать лет.

– Ага.

Санёк чувствовал: он упускает что-то важное. Понимание было где-то рядом. Совсем близко. Зацепиться за что-то конкретное… Пластинки… Это винил, да?

– Илья, а можно спросить, сколько вам лет?

– Можно. Мне шестьдесят один.

Ну ни фига себе! На вид не больше тридцатника.

Санёк обнаружил, что держит в руке пустой бокал и пытается из него пить. Поспешно поставил на стол и взял полный.

Нет, возраст Ильи – это не важно. То есть важно, но не то важно, что важно… Блин! Опять ускользнуло.

– Хватит с тебя на сегодня, – строго произнёс эксперт.

– Что? – Санёк уставился на шампанское.

– Нет, я не о вине. Думай, Александр. Вникай. Береги свою девушку. Ещё, напоследок. Я сказал: мы не можем сделать мёртвое живым. Только живое мёртвым. Но ты – химера. Ты сможешь больше. Постарайся не сдохнуть раньше, чем возьмёшь четвёртый. Увидимся, парень!

И оставил Санька наедине с фуршетом и ощущением, что правильный вопрос Санёк так и не задал. Упустил.

Да, упустил. Санёк понял это только следующим утром. Рейтинг десять миллионов. Это-то он услышал. Но было ещё что-то. И он пропустил это «что-то» мимо сознания.

Слово «минус».

Но в тот момент все его мысли хлынули в другое русло.

Потому что он увидел Гену Фрама. Пьяного и грустного.

– Проиграл, – печально сообщил он Саньку. – Триста единичек как с куста.

– Заработаешь ещё.

Для Санька триста единичек – мелочь. Но есть кое-что, которое очень даже не мелочь.

– Алёна где?

– Алёна? – удивился Гена. Поскрёб бороду, подумал и изрёк глубокомысленно: – Тебе лучше знать. Она ж твоя подруга.

– Вы с ней заходили в Игру! – напомнил Санёк.

– Было дело. Ну так когда это было.

– Неделю назад.

– Я и говорю, давно это было.

– Вы вместе вышли или она осталась там? Говори! – Санёк начал терять терпение.

– Не кричи на меня! – обиделся Фрам. – Вместе мы вышли. Она купила, что хотела, и мы вышли. Чего тут орать? Или ты, может, ревнуешь? – Гена нахмурился. – Так ты это… Не ревнуй. Пойдём выпьем.

– Выпей сам, – буркнул Санёк. – И сыграй, – он сунул Гене две фишки по пятьдесят единичек. – Может, повезёт.